------------------------------
Поймала вот тут: http://zaizeva.livejournal.com/182561.html
фрагмент красивого стиха. Стих полностью так и не раскопала, но положу тут добычу, чтобы потом к этому вернуться.
* * *
P.S.
знаешь, это похоже на то, как будто разматываешь заскорузлый бинт
а кожа под ним такая неожиданно чистая, что её хочется целовать
я не очень знаю, что это значит:
как это в самом деле – просто тебя любить
но я знаю те имена, которые мне хочется без конца повторять
Господи, говорю я, Господи
ты живой, он живой, я живая
мы исчезаем из жизни, как ссадина, которая заживает
знаешь, я раньше не знал, как это в самом деле: вылечить, отстоять.
знаешь, в каком-то смысле жить – это чем-то таким болеть
что постоянно думать: что за дела, вот блядь
потому что люди со скрипом умеют прощать отпускать взрослеть
знаешь, я думаю – это палево: кого-либо окрылять
как в ванной случайно сковыриваешь полотенцем
засохший герпес с губы
и понимаешь, что толком нельзя ничего забыть: боль, бабл-гам, любовь
что с того, что ты можешь быть любой и я могу быть любым
когда такого цвета земля и такую долгую долгую долгую вахту
отстаивают в ней свечи, похожие на столбы
и это такое – похожее на кровь, на электричество, и так далее -
бегает вдоль по дёснам
болит, ничего не хочет, кажется себе неуместным
а это и было настоящей жизнью, о которой мало чего известно
знаешь, такой жизнью, которая рождается и уходит потом без остатка
и у неё сногсшибательная походка
попробуй теперь умыться, выговорится, проснуться
смотреть в прекрасные лица с щетиной на подбородке
предохраняться от жизни, а от смерти не предохраниться
любить потому, что бог помнит тебя любым, любит тебя любым
трогает тебя любым, выцарапывает тебя любым
он живой ты живой я живая
мы живём здесь как ссадина, которая не заживает
облака цвета ватно-марлевых повязок и небо которое кажется розовым
а потом фиолетовым перламутровым сиреневым голубым
2006
(c)
kava_bata---------------------------------------
Обыкновенная история
*ОЧЕНЬ девочковая сказка*
Темноте за шторами – плавиться и расти, выпуская корни в щели оконных рам… Заклинаю тебя созвездием из пяти окон дома напротив, не гаснущих до утра: приходи скорее, мне страшно, меня не греет синий клетчатый плед, у меня в голове черный шар, а в груди дыра…
Он сидит в гостях и будто бы знать не знает, что его зовут по имени, заклинают, по следам его рассыпают крупную соль, по слогам выговаривают,
заговаривают,
будто зубную боль…
Открывает пиво, рассказывает друзьям, что вдвоем хорошо, но местами такая жуть; то ли жалуясь, то ли хвастаясь: «А моя – истерит, конечно, когда я не прихожу. У нее тараканов, по-честному, до хрена: то кричит: ну куда ты делся, да чтоб ты сдох; а не то идет, покупает себе вина, и встречает по стеночке, и говорит: мне плохо, и ревет: не могу одна».
А потом запищит в кармане. И он со вздохом
достает телефон, усмехаясь, – опять она…
Будет утро, и теплый дождь, и щелчок замка, я дождусь тебя и растаю в твоих руках самым легким на свете льдом, и прощу тебе ночь безоглядно, и ты прости; и бесслезно усну на твоем плече, а пока – заклинаю тебя желтой точкой дверного глазка, за которой пустой подъезд и холодный дом, заклинаю тебя тяжелейшим из одиночеств – ожиданием:
отпусти.
А звонят чужие, от них не знаешь, куда деваться, по ночам они тоже живы, никакого толку от них скрываться; ты им нужен, куда ни прячься – от них не спастись.
Он бормочет в трубку наспех придуманное вранье,
вдруг понимая:
чужие –
это все, кто кроме нее.
…она не звонит ни в одиннадцать, ни в двенадцать. Он сидит как потерянный. В три вызывает такси.
У нее есть уютный плед и стакан портвейна; вот еще глоток – и тепло побежит по венам, и тепло защитит от страха, от долгой ночи; а представь-ка, детка, сколько их – одиночеств – на весь мир, на огромный город, на каждый дом, и любое из них в темноте ноет старой раной, и любое из них горит зеленым цветком в правом нижнем углу экрана: говори со мной, говори, пока не остыло…
…и тогда она понимает, что отпустило,
что отрезало напрочь, что в сердце тает неживая наледь бесслезной муки, и дыра под ребрами зарастает, и греются руки…
А над городом ночь, по асфальту мечутся тени, а в подъезде пусто, как на кладбище в понедельник, и ключи от двери подходят к сердцу впритык, он стоит в коридоре и думает, что привык – обнимать ее крепко, держать ее на руках, целовать полуночную соль на ее щеках, говорить: я больше не буду, засиделся в гостях под вечер, извини…
…а она не выходит к нему навстречу.
Он думает: Боже, она же ребенок, наивный ангел с некрепкой крышей, она же так долго ждет, так капризно верит, пускай она просто устала и смотрит сны, иначе, Господи, как она может не слышать, что я открываю дверь?.. и чувство-то глупое…
…будто его не дождались с войны.
…И тогда она оборачивается. И улыбается. И глаза ее светятся, и волосы плавятся в предрассветных сумерках голубым серебром, и она говорит: ну чего ты там умер, ужин на кухне, гляди-ка, почти светло…
Вот и все хорошо. От нее пахнет кофе и молоком. Он стоит сам не свой, как ударенный пыльным мешком. Что-то иначе – теперь и навеки; Господи, что это было? Черт побери, неужели вот это и называется – разлюбила?
Жутко, конечно. Как будто земная ось – разом, не выдержав, дрогнула и сместилась. Больно. Будто бы что-то переломилось с жалобным тонким треском. И не срослось.
(с)http://users.livejournal.com/_raido/175611.html
--------------------------
1.
вспоминаешь ли ты обо мне
вышедшей в открытое горе на шхуне
Попрыгунья
припоминаешь
я была стрекоза попрыгунья
вспоминаешь
в спальне где красные шторы
или на кухне
где каждое утро лазанья или глазунья
где светло-синий цветок с тёмно-серой серёдкой
мнёшь сковородкой
и не сминаешь
2.
знаешь это такое странное чувство
когда не можешь выкинуть из головы человека
который думает о тебе не чаще
чем африканец о дождевом плаще
с тобой я была всемогущей и всеговорящей
самой что ни на есть есть-ественной
но эту рукопись кто-то сжёг
кроме веснушек и песен
я оставила тебе свой чулок свой длинный чулок
чтобы каждое Рождество
Санта смеялся в усы говорил вот хитрец
теперь ежегодно тебе обеспечен
самый большой леденец
знаешь
это такое странное чувство
http://www.stihi.ru/poems/2008/05/08/3164.html
-------------------------------------
Дина Рубина
ЦЫГАНКА
рассказ
Это мощный текст! Меня вставило.
--------------------------------------
Вельса:
Шершавое
Странно, что нас еще не карает законодательство.
Мы ведь живых берем и вплетаем в строчки.
С ними нас, как правило,связывает предательство.
Мы, как правило, истерики, психи и одиночки.
Нет, и у нас случаются светлые полосы.
В них нам отчаянно не рифмуется, не плачется, не поется.
Мы, как Мюнгхаузен, таскаем себя за волосы
И лупим собой обо все, что под руку попадется.
А потом еще долго судим о силе эха:
Хорошо ли? Достаточно звонко для этой местности?
Каторжане захудалого поэто-цеха.
Чернорабочие всея изящной словесности.
(с)http://velsa.livejournal.com/37154.html
--------------------------------------
И напоследок - это ж не текст, это пиздец какой-то - ужас истины...
письма туда и оттуда
ТУДА:
Не хотела тебе писать, да опять скучаю. Плохо с нервами, пальцы жёлтые, в глотке рык. Знаешь, после того, как ты, я везде таскаю, как собачка какая, верёвки твоей обрывок. Знаешь, после того, как мы - только наши тени мне мерещатся по обоям, по стенам школ. И услужливо, на ночь глядя, рисует темень - камень в темя, в постель метель, золотой укол.
У меня всё в порядке, гладко. Живу как надо. Похудела, почти не пью, засыпаю поздно. Одногруппница вот познакомила с другом брата. Погуляли. Но это, видимо, несерьёзно. Помнишь, Бэб, как мы через овраг в монастырь ходили? "Толстый поп" нас потом прогнал. Ты был сильно датый. Расскажи, как там рай и ад. Тяжелы ли крылья? Ну а Бог, он какой? Он действительно бородатый?
Мне всё кажется, Бэб, что ты смотришь меня, как телек. Пока солнце не сядет... Ну, что-то у вас там светит? Блин, увидел бы кто, подумал - больная девка. На тот свет сочиняет, и думает, что ответят...
ОТТУДА:
Отвечаю. Ну мне-то тут ничего не светит. Лишь любовь твоя, когда ты обо мне вспоминаешь. Даже если ты это делаешь в туалете. Кстати, Машка, когда ты там лампочку поменяешь? Здесь всё время - всё тот же день, только очень длинный. Так и ходишь с говном в штанах, да с петлёй на шее. Вот встречался с Эженом - он высох, как балерина. Ну в могилке-то, ясное дело, не хорошеют.
Паренька твоего я видел. Одет недурно. Он же в банке сидит, понятно, там жирно платят. Только ты, когда будешь с ним - обо мне не думай. Тесновато нам будет втроём на одной кровати. Не хотел бы смотреть - смотрю. Такова награда. И под рёбрами режет, как будто бы там живое. Суицидникам, Машка, ни рая тут нет, ни ада. Без конца помираю, а мог бы, мудак, с тобою...
Ты прости, был бухой, тебе розочкой в горло метил. А сейчас так кайфово слушать, как ты там дышишь. Ты живи, как живётся, Машка, не лезь в мой пепел. Ты ж врубаешься, знаю. И кстати - ты классно пишешь.
(c)http://hero-in.livejournal.com/134913.html
Вот так...