Если Казань для меня - город экстремального ментального спорта, то Харьков - это что-то вроде книжки, в которую вдруг попадаешь, и там все - и заманчивые помойки, и зеленые сады, и лес, где рядом растут дуб, терновник и ясень, и почти игрушечные улочки с настоящей старой брусчаткой, и ботанический сад с целым каскадом родников, и городской парк с дубами, которым по несколько столетий, уцелевшими во время войны... И канатная дорога – высокая, длинная, долгая – над огромным оврагом, над ручьем, что течет сам себе навстречу, над заболоченным озером, тянущим к небу высохшие руки мертвых осин... И плохо замурованные запасные выходы из метро, не до конца разминированные еще со второй мировой, и заросшие плющом закоулочные дворики, где за старыми каменными домами прячутся еще более старые деревянные хибарки, и сонная речка, где-то прикрытая лилиями и кувшинками, а где-то размазанная между бетонных берегов и проросшая зеленой шерстью подводной травы. Впрочем, я ведь даже не знаю, одна ли это речка, или разные... И насыщенные волшебством коварные кружевные шары омел на выпитых почти досуха ветвях, и зеленая окраина с красивым названием Холодная Гора, где аккуратные домики прячутся в сумасшедших садах, а в сердце этой пасторали – трещина земли, глубокий яр, склоны которого усеяны коровьими черепами и сочатся дымом; сквозь узкие же от вишен улицы, из-под травяной их шкуры, выглядывают молчаливые бетонные перископы подземного мира, дыша горячим сухим воздухом и далеким неясным гулом... И опять - огромный лес, длинным клином врезающийся в самый центр города - но если пойти от лесного края дальше, то можно пройти весь Харьков, не заметив, и так и идти дальше лесами непонятно докуда...
Здесь древняя сила – лесная, земная – спокойно соседствует с антропогенной реальностью. Густая зеленая чаща уживается рядом с заводом, заброшенная стройка затягивается травами – лес и город прорастают друг сквозь друга, образуя ненавязчивый, ненапряжный симбиоз.
Этот город многослоен: Харьков лесной, Харьков промышленный, Харьков спальный и Харьков старинный, Харьков домашний, площадной и деловой очень отличаются друг от друга. Но слои эти пересекаются, пронизывая друг друга, и, перемещаясь по городу, ты совершенно незаметно проникаешь из одного слоя в другой, потому что места пересечения слоев постоянно меняют свое местоположение, каждый раз рисуя новую «внутригородскую» карту. Даже из местных немногие умеют ходить по своему городу так, как взбредет им в голову - этот город водит тебя сам, и в каждый момент ты не знаешь доподлинно, куда выведет тебя следующий проход, переулок, поворот, словно не по городу ты ходишь, а – внутри него, совсем внутри, и полностью в его власти. И город шалит, ворожит, водит – но не обижает, уважая твою свободу и не поступаясь своей.
И люди там - горячие, открытые, и намешано в них от двух культур, и древностью какой-то от них тянет куда сильнее, чем, скажем, от жителей "матери городов русских". Волшебное место, волшебная земля, как будто бьют там колдовские родники. Впрочем, отчего же – «как будто»? Стольких мест силы – живой, чистой, неотравленной – я не встречала ни в одном городе до того.