Очередная рабочая тетрадка

В последние дни неоднократно довелось бывать в районе Курского вокзала. Вокзал – это такой отдельный мир, со своими обитателями и законами, чего только не насмотришься.

…Преддверие перехода к поездам дальнего следования. Возле стены – группка бомжей. Типичных таких вокзальных бомжей, старых, синих и опухших, грязных, растрепанных. Они стоят кружком, а в центре круга – еще относительно молодая, но уже такая же синяя и опухшая бомжиха, в каком-то пальтеце не по размеру, в лыжной шапчонке. Она, запрокинув голову, залихватски вливает в себя водку из горла. Мужички, разинув рты, пялятся на нее с неземным восхищением. Дама, звезда, королева! Сразу видно – прекрасная леди местного сообщества…

…Стою на перроне. Слышу из подземного перехода какой-то шум и ругань на повышенных тонах. Затем с лестницы на перрон выпархивает стайка вокзальных шлюх, еще совсем юных, лет по 18-20, но уже вполне синих и потрепанных – ну, по три рубля, в общем. Оживленно чирикая и оборачиваясь в сторону перехода, они следуют куда-то к вокзалу. Я спускаюсь в переход. Там, на ступеньках, паренек лет 15, держа в одной руке коробку с яблочным соком, объясняет угрюмому бородатому бродяге: "Батя, у меня тут один глоток на пять девчонок. Ну, щас не могу… Давай, в другой раз, когда будет, я тебе налью, обязательно, окей? Хорошо, батя?" И они пожимают друг другу руки. Потом мальчик добавляет, резко сменив тон на этакий нехороший, опасный: "А еще раз скажешь "иди сюда" – я подойду-у!" Занавес.

И смешно, и трогательно, и не противно – потому что – больно…

Сегодня что-то было со мной странное, когда шла с работы. Началось с того, что вдруг стало поразительно тепло… да, я знаю и вижу, что на улице – в лучшем случае ноль, снег хрустит под ногами, ледок на лужах - как стекло. Но снежинки, касающиеся моего лица, почему-то не просто не тают – они теплые, как летний тополиный пух. И вот я иду – и совершенно не чувствую под собой земли, как будто едва касаюсь ее подошвами – и каждое прикосновение к блестящей льдистой поверхности отзывается наслаждением до самой макушки… И вокруг меня – словно волна теплого воздуха, который будто бы исходит от меня же, и в нем тепло и мне, и тем, кто попадает в эту волну. Иду, не чувствуя воздуха, как в легкий летний вечер. И той же теплой волной в мне – беспричинная, или точнее – всепричинная радость, так, что счастливая улыбка просто до ушей, и радостно смотреть и на улицы, и на людей, и на собак, и на небо, и на зажигающиеся огни города… И звуки вокруг будто слегка приглушены – точнее, они очень мягкие, такие же, как моя походка и мои движения, как эта теплая волна, которая несет меня в себе… А внутри звучит музыка, которая связывает воедино и все кругом, и все помимо того, и все, что за пределом, и меня с этим всем, естественно и прекрасно. Такая спокойная, светлая и очень сильная любовь – без надрыва и без боли.
Самое близкое, как я могла бы это назвать – наверно, так или похоже чувствует себя человек на руках у Бога. Это – тоже из тех моментов, когда совершенно не страшно умереть. С отчетливостью поняла, что если вдруг со мной это случится в относительно близком времени – это будет вполне логично и естественно, тоже без надрыва и почти без сожалений. Не перестать быть, а напротив – обрести полноту бытия…

Сижу, хлебаю портвейн из Гоа, привезенный Лю. Лю и Василиск пить его не смогли, но нам, ли, справжнiм панкам, бояться дрянного портвейна? И что с того, что он сквашен то ли из бананов, то ли из инжира? Зато у него № - 7. У нас, значицца, три семерки, а у индусов – только одна. Панк нот дэд повсеместно…

…Трезв. То есть, трезва. Как дрянная индусская пластиковая бутылка. Как стекло. Как весенний лед. Как хрупкое небо…Толку с того портвейна!..

Старая "Алиса". Оно самое… Ты слышишь?..

( Collapse )

"Говорят, что человек не может смотреть ангелам в глаза. Потому что в тех глазах мы отражаемся не такими, какие есть, а такими, какими МОГЛИ быть. Такими, как мы задуманы.
И еще, говорят, любящие люди (причем любящие не только и не столько в смысле LOVE, вполне годится FRIENDSHIP) становятся гораздо ближе к ангелам, чем сами могут подозревать".

(с)shean

...О нет, не претендую на крылышки, просто в тему - но Боже мой, как же я люблю в моих любимых - тех, КАКИМИ они могли бы быть... оттого они так безмерно любимы такими, какие есть.

Теперь это уже не портвейн - он кончился. Зато еще с Казани осталась бутылка "Черноплодки", так что закон соблюден и польза несомненна. Впрочем, с тем же эффектом...

Стол завален вперемешку дамской фигней типа баночек и пузырьков с кремами и прочей лабудой, карандашами, карточками, компактами, спичками, сломанными зажигалками, свечами, бумажками с записями, хронически вскрытым компутером, модемом, колонками, монитором и клавой. Слева - белый квадрат бумажной салфетки, несколько капель едва красноватого пойла пролились и впитались в ровный, чуть вдавленный круг под ножкой бокала. Чума, эклектика. Помесь будуара с логовом заплесневелого фидошника (если бы я таковым когда-либо была). Хрен знает что - и эта белоснежная салфетка...

Если свобода – то не ОТ чего-то. Свобода – она всегда ДЛЯ чего-то. Ты сам смотришь, от чего ты освобождаешься – для любви, для движения, для развития, для творчества и так далее. И горе тебе, если ты по недомыслию освободишься от того – что тебе необходимо – для любви, для движения, для развития, для творчества – и так далее…