antarienka в post
И свеженький рассказ. Пока была в Праге, решила тряхнуть стариной и впервые за полтора года в Игру Рассказов сыграть. (Кто не в курсе, это такое сообщество, где еженедельно объявляется "вызов"на определенную тему. Три года назад, перегревшись в Бразилии на солнышке мы его основали, так и варится теперь, какое счастье.)
Рассказ сперва обругали за банальность и незамысловатость, потом выбрали победителем. Ну ок. Голосование завершено, анонимность можно раскрывать, поэтому публикую здесь.
/Вызов "Тишина Времени"/
***
Больше всего на свете я не люблю часы и отражения. Отражения - за их пренебрежение к границам и жадность. Не успеешь оглянуться - уже отразился в десятке окон, припаркованном автомобиле, да ещё, до кучи, в круглых зеркальных очках проходившей мимо барышни. Явно туристки, судя по идиотскому виду и камере на пузе. Лучше бы внимательнее смотрела по сторонам, глядишь, и увидела бы лишнюю тень в отражении.
Вон они, скалятся на меня окнами, не дают спокойно пройти. А часы я не люблю за постоянное напоминание о конечности бытия. Тик-так. Ты чуть более мертв. Тик-так. Город, по которому ты ходил - рассыпался пылью.
Тик-так. Я рассмеялся и затрезвонил в свой серебряный колокольчик. Туристка переходит на другую сторону улицы: она меня не видит, но от моего смеха ей неуютно, вот и спешит убраться подальше. Оно и правильно, не по ней мой колокольчик звонил, рано ещё. Тик-… песчинка попала в колесо времени. И реальность застыла - лишь её отражение дрожит в зрачках.
– А где коса? - вопрос идиотский, каждый первый считает себя остроумным. И конечно же отражения заметили её первыми. От их сетей невозможно скрыться, ловят и ловят, ненасытные. Но этот улов достанется мне. Они это знают, но всё равно тянутся.
– Не заплёл ещё. - отвечаю. Душа расстраивается. Вот ведь глупая, неужели отсутствие у меня лезвия это главный повод для беспокойства в такой ответственный момент. Можно подумать, она каждый день умирает.
– И часы не бьют, слышишь. - растерянно говорит она. - А я так ждала, знаешь? Они же вот-вот должны были полдень.. - совсем расстраивается, глупая. Смотрит на меня как побитый щенок. Души, они почти всегда трогательные, в жизни бы такими были, какими ко мне приходят. Но эта ещё и искренняя. Вон как искрится на солнце, не каждая сумеет.
Вздыхаю, объясняю ей про свой договор со временем. Душа оказывается ничего, умненькая. Сразу понимает что без договора я бы не успевал с каждым так возиться. Всё-таки, я испытываю непередаваемую симпатию к способным схватывать на лету. Да и реакция её мне нравится: иные истерить начинают, умоляют оживить, некоторые даже откупиться пытаются, вот умора-то - неужели действительно думают, что меня их бумажки могут впечатлить. Хотя, пожалуй, если так же старательно наделять их смыслом и всю жизнь угробить на их коллекционирование…
Ой да, не о том я. Что-то часто я философствовать стал. Старею что ли или в отпуск пора? Аж самому смешно, ей-богу.
Душа робко заглядывает мне в лицо. Вернее ей так кажется, что в лицо. А на самом деле просто пялится, пытаясь хоть что-то разглядеть под капюшоном сшитым из лоскутов полярной ночи.
– Так это у меня получается целая вечность теперь что ли? - изумляется. - И можно всё-всё-всё, что угодно делать?
Объясняю по пунктам что именно можно и чего нельзя. На 27 она перестает слушать, на 129 начинает скорбно вздыхать, на 603 - откровенно зевать.
– Слушай, может давай лучше сразу к делу, а? К пункту про неисполненные мечты? А если вдруг чего-то будет нельзя - ты мне просто скажи и всё, и мы к следующей мечте перейдем.
Смотрю на неё с досадой. Времени вечность, а она даже дослушать меня не может спокойно. А ведь сперва такой умненькой показалась.
– Ладно, - говорю, - выкладывай, что там у тебя. Только сразу имей в виду: спасение человечества, мир во всем мире, вечный безлимитный интернет и прочие блага “для всех сразу” не пройдут. Желание должно быть твоим, личным, выпестованным.
И начинается: перепробовать все вкусы мороженного (чем пробовать-то собралась, глупая?), побывать на всех континентах (можно подумать ей тебе для себя было надо, а не для того чтобы друзьям рассказать), прокатиться верхом на гепарде (угу, туда же, к мороженому), нырнуть в марианскую впадину (это можно! мне и самому нравится, занимательные там создания живут), посмотреть на обратную сторону Луны (далась им всем эта Луна, булыжник и булыжник, но нет, лезут).. Её личная вечность проходит быстро: фантазия всегда иссякает раньше, чем персональная вечность. Беру её за руку. Она снова жмется доверчиво.
– Сейчас пойдем по страхам. - И зачем-то добавляю вдруг: - ты далеко не отходи, и держись за меня, и всё хорошо будет.
Вот уж не ожидал от себя такой заботы. С чего бы вдруг? За красивые искры что ли? Ну да ладно, через страхи я и сам ходить не люблю, пусть даже чужие. Своих-то давно не осталось. Страхи у нее так себе, тоже не особо интересные, детские и скучные, скучнее чем мечты даже: падение в бесконечность, гигантские змеи, стук в дверь за которой никого нет, да белые птицы. Я вижу, что она побелела вся, дрожит, но молчит - ни звука.
Идет себе, меня за руку держит. Быстро дошли, редко с кем так удается - прогулка да и только.
Мечты, страхи пройдены. Осталось сожаления пройти, и можно будет выпускать.
– О чем жалеешь? - спрашиваю её сразу.
А она вцепилась в руку и головой мотает.
– Ну же! - подбадриваю её, - ты вон страхи как хорошо прошла. А тут-то чего вдруг?
Говорит что-то еле слышно. Но я разбираю: “Подружиться с тобой не успела”, - говорит. Я так и сел.
– Ты в своём уме? - говорю, - тоже мне, сожаление. Давай-ка, о чем при жизни жалела выкладывай.
Но она снова головой своей призрачной мотает. “Я, - говорит, - скучная, мечты мои тебе не понравились, страхи не испугали, вот ты и хочешь поскорее дальше идти, другую душу по мечтам и страхам водить. При жизни я не о чем не жалела, а вот тут вот - прямо не могу, обидно.” Спрашиваю, зачем ей дружба такая сдалась. Сопит сосредоточенно, ёрзает. “Это, - шепчет, - не мне сдалась. Я смотрю на тебя и думаю, как же ты тут в вечности и в тишине один постоянно. Души не в счет - фьють и промелькнула, пробежавшись по желаниям и страхам. А ты как был один, так и остался”
Я расхохотался. Это ж надо: жалеть она меня вздумала! Смеюсь - аж слезы из глазниц, давно так от души не хохотал. Она совсем обижается, отпускает руку, отходит молча. Я тоже умолкаю. “Ты пойми, - объясняю, - я привык. Я пока в этом городе смертью работаю - столько вечностей уже прожил, что разучился скучать. И жалеть меня - всё равно что успокаивать камень за то что споткнулась об него.” Душа молчит и не подходит. Ну что ты будешь делать, ведь так славно начиналось всё. Без капризов и нервов. Как по маслу всё было, будто не первый раз умирает.
“Ну хочешь, я тебя в ученицы возьму, а? Будем вместе по чужим мечтам и страхам ходить.” Она неуверенно улыбается. А что? Может и правда взять? Отпуска-то у меня почитай тысячи две не было. Озвучиваю ей про отпуск. Душа улыбается увереннее. Я совсем расхожусь: “А в отпуске, - говорю, - буду на площади стоять. Прямо так в плаще и буду, чтобы люди приходили, фотографировались и монетки бросали. Представляешь, они будут думать, что я – актер наряженный.” Она уже в голос смеется: “Ты только косу обязательно возьми, без неё не узнают ведь!”.
На далекой башне бьют часы. Я вздрагиваю: время же не отпускал ещё, куда же оно, зараза?! Тик-так. Силуэт души тает. Вот же ж, проклятие. Это получается ведь, что после того как я ей ученичество пообещал, у неё сожалений не осталось, вот и полетела.
– Я вернусь и снова умру, - шепчет, - 15ый роддом, 10ая палата. Ты подожди!
И исчезает окончательно. А я стою один как дурак, слушаю бой часов, да в отражения смотрю. “Куда ты, - думаю, умирать-то снова собралась, а?! А ну стоять!” И несусь по указанному адресу, как раз вовремя, чтобы под руку реаниматолога толкнуть и услышать как забилось маленькое сердечко. Бессмысленный взгляд младенца вдруг фокусируется на блестящей трубке - снова я в отражение вляпался, будь оно неладно. Из отражения вдруг появляется мой начальник. Смотрит оценивающе.
– Отличился ты сегодня, молодец какой.
Я пытаюсь уловить иронию в его словах, но он, похоже серьезен:
– С повышением тебя, по такому поводу! - радостно говорит мне он, и протягивает серые крылья хранителя…